Игорь Черкашин: о театре и жизни от первого лица

Общество

Игорь Черкашин: о театре и жизни от первого лица

Игорь ЧеркашинВ День театра, который традиционно отмечался 27 марта, корреспондент «Орловской среды» побеседовала с художественным руководителем орловского театра им. Тургенева Игорем Черкашиным. Он рассказал, как из лесоводов становятся режиссерами и что такое правда жизни в пространстве театра.

Намёки судьбы

— Для меня люди театра всегда были почти небожителями. Хотя семья у меня была творческая: папа — художник, мама начинала как скульптор малых форм, правда, жизнь так сложилась, что из этой профессии она ушла. Надо сказать, что я всю жизнь увлекался биологией, поэтому пошел учиться в лесной техникум. Там работала совершенно удивительная педагог по русскому языку и литературе, которая страстно любила театр. Она и организовала студенческий театр. Сначала мы разыгрывали сценки и миниатюры, а потом поставили Шукшина «До первых петухов». Сами мастерили декорации, шили костюмы. Играли мы его довольно долго – полтора года. Тогда-то и закралась у меня мысль о том, что можно связать свою жизнь с театром. Тем не менее по окончании техникума я пошел работать в НИИ лесного хозяйства. Но получилась интересная история – научно-исследовательский институт лесного хозяйства в городе Харькове носил имя Высоцкого. Но речь идет не об известном актере и барде, а об известном лесоводе. А возглавлял это учреждение член-корреспондент Академии Наук по фамилии Пастернак. Можно сказать, это намеки судьбы…

Мы не ищем лёгких путей

— Как-то на заборе я увидел объявление, что в Полтавскую филармонию требуется конферансье. Я прошел конкурс, меня взяли. А потом пришел молодой человек, который окончил киевское эстрадно-цирковое училище, и меня попросили с работы, потому что вроде как этот парень с профессиональным образованием, а я нет. Я подумал: «Это мне что ли так все время говорить будут? Надо идти образовываться». После неудачной попытки поступления в ГИТИС на актерский, поехал поступать в Харьков. Вижу там объявление: два с половиной человека на место. Я решил, что это оскорбительно. Надо, чтобы был уж конкурс так конкурс – настоящее испытание. Если уж такое пройду, значит, это действительно моё! И поехал в Днепропетровск. Там было сорок с лишним человек на место… И я поступил. Причем взяли сразу на второй курс. Пришлось досдавать экзамены за первый, а это было непросто – очень много «движенческих» дисциплин: акробатика, народный танец, сцендвижение, бальный танец, пантомима и так далее. Но пришлось справиться. Потом по распределению в 1988 году я пришел в орловский театр кукол, где трудился артистом и поставил два спектакля. А затем пошел к Александру Михайлову в «Свободное пространство» и попросил меня взять в труппу артистом. Он ответил, что давно за мной наблюдает, и я ему симпатичен. Так я оказался в «Свободном пространстве». Через четыре месяца мне предложили поставить детский спектакль.

Почти десять лет я проработал в «Свободном пространстве», совмещая актерскую работу с режиссурой. После того, как я окончил Щукинское училище по классу режиссуры, мне поступило предложение поставить спектакль в Уфе. На премьеру приехали артисты из Стерлитамака, им понравилось, и меня пригласили возглавить там театр, в котором я проработал тоже почти десять лет. Одновременно ездил по стране и ставил в разных городах: от Пскова до Иркутска. И вот поступило два предложения: возглавить театр Комиссаржевской в Новочеркасске или театр им. Тургенева в Орле. Выбрал, конечно же, Орел – город моей театральной юности, который я очень люблю. Так я и оказался в этом кресле.

Мне есть что сказать

— Актерская и режиссерская работа – это настолько разные вещи, что я, например, не решился бы никогда ставить спектакль и в нем же играть. Это столь разный тип мышления, что у тебя начинается шизофрения. Один раз пришлось делать это, выручая театр и подменяя актера, пришлось выбирать: либо я завалю роль как актер, либо весь спектакль как режиссер. Я выбрал первое… Режиссура перевесила актерство очень по многим причинам. В какой-то момент стало мало выходить на сцену просто в роли – захотелось высказываться через материал самостоятельно. Мне очень нравится работать над организацией пространства спектакля – работать с художниками, звукорежиссерами и так далее, ставить определенные задачи и добиваться их. И потом, зная свою психофизику как артиста, понимаю, что мне никогда не сыграть Гамлета, Ромео или Петра I, а как режиссер я могу прожить эти жизни, эти истории, образы. И потом на каком-то этапе я поймал себя на том, что мне перестало быть интересным выходить на поклон – меня гораздо больше греет, когда выходят на поклон мои артисты. Ну, и самое главное: мне есть, что сказать миру, и хочется этим поделиться. Мне еще очень нравится процесс репетиций – для меня это способ познания мира: через людей, через психологию. А как? Почему? Что такого случилось, что он так сделал или сказал? Как сделать героев живыми? Как из ничего, на пустом месте создать эту жизнь или другой мир? Это работа Творца, в каком-то смысле… Это работа очень интересная, хотя, конечно, непростая – требует колоссального напряжения сил. Ты, когда выпустил премьеру, потом три дня ходишь, словно мертвый. А затем снова надо что-то думать, делать, начинать, искать, потому что ты же не можешь иначе, творчество – наркотик. Режиссеры ведь почти никогда не отдыхают. Ты идешь по улице и постоянно наблюдаешь: «Ага! Вот это будет в спектакле!». В каком, еще не знаешь, но где-то это обязательно вылезет. И потом, ты же постоянно в поиске материала: читаешь, думаешь, изучаешь, проживаешь. Причем в совершенно разных аспектах: трагическое почти на уровне пограничных состояний человеческого сознания или что-то легкое, жизнерадостное, светлое и смешное. И вот это все в тебе бурлит, кипит, варится, потом во что-то формируясь.

Все кто ждет победы переходим на сайт ПЕРЕЙТИ

Глубинный смысл

— Я очень люблю рыбалку. К сожалению, не так часто удается выбраться, как хочется, но именно это для меня – такой всеобъемлющий отдых. И чувства, и мысли приходят в порядок. Ты смотришь на воду – там плывут облака, смотришь по поплавок – ждешь, птички поют, тишина… Мне кажется, в этом занятии есть какой-то глубинный смысл. День рыбалки может заменить неделю на море.

Театр – не доктор, театр — боль

— Режиссер – это очень хороший зритель. Когда я репетирую и понимаю, что меня вот это цепляет, то 80% зрителей тоже должно цеплять. Мне необходимо раскачать зрителя: заставить плакать, смеяться, сопереживать, подумать, совершить какое-то открытие. И тогда ты начинаешь режиссировать зал!

Я уверен, что театр не должен ничему учить и никого лечить напрямую. Театр – это не доктор. Театр – это и есть сама боль. Мы не призваны давать ответов. Мы должны правильно формулировать вопросы, с которыми зритель должен сам разбираться. Я могу ему ненавязчиво подсказать, обратить внимание: «А как вы сами считаете, это хорошо или плохо? А какой бы выбор сделали вы?». Театр не должен быть назидательным. Он многогранен, как сама жизнь. Только он, как всякое искусство, требует точного отбора выразительных средств. Если ты точно сформулировал мысль, правильно задал вопрос, то можно быть отчасти уверенным, что зритель сделает определенные выводы. Таким образом, прожив какие-то ситуации или жизни с героями на сцене, зритель получает свой собственный, личный опыт.

Зрителю нужно с кем-то себя ассоциировать, за кого-то переживать: «Эта история про меня, про моих знакомых!». Тогда он становится не созерцателем, а участником действа.

Поэтому важно, чтобы в театре не было котурн и лжи. Если ты не врешь по отношению к зрителю, к себе, к автору, то зрителя, на самом деле, зацепить несложно. Если эти условия соблюдаются и в способе актерской подачи, и в материале, который ты отбираешь, тогда происходит взаимообмен энергией и рождается доверие. То есть самое главное – театр должен быть живым! Сложные задачи? Так с простыми неинтересно работать!

Елена Маслова

Все кто ждет победы переходим на сайт ПЕРЕЙТИ
Оцените статью
Орловская среда
Добавить комментарий