Первопроходцы в «лепестках»

Общество

Первопроходцы в «лепестках»

Первопроходцы в «лепестках»

27 лет назад название небольшого украинского городка Чернобыля за одну ночь стало известно всему миру. 26.04.в 1 час 24 минуты на Чернобыльской АЭС произошла крупнейшая за всю историю ядерной энергетики авария. По количеству погибших и пострадавших от ее последствий людей, по экономическому, материальному ущербу она не знала аналогов. Основная часть работ по ликвидации ее последствий была выполнена в 1986-1987 годах. В них приняли участие более 1340 орловцев. В их числе был и Борис Михайлович Непорезов. Накануне очередной годовщины аварии он поделился с корреспондентом «Орловской среды» воспоминаниями о тех далеких днях.

— Борис Михайлович, предполагали ли  вы тогда, что можете оказаться за тысячу километров от своего родного поселка Хомутово, в Чернобыле?

— Конечно, нет. Об аварии на ЧАЭС,  как и большинство моих сограждан, я узнал после майских праздников 1986 года. Постепенно скупая, дозированная информация о ней стала дополняться. Людям, служившим в армии и имевшим в той или иной мере дело с радиоактивными веществами, не нужно долго объяснять, к каким последствиям может привести их применение. А тут!!! Уверен, тогда никто не мог предсказать масштаб и последствия этой аварии.

В сентябре меня, 22-летнего водителя районного ДСУ, по повестке вызвали в райвоенкомат. Сказали, что срочно формируется команда, призывают в армию на шесть месяцев. О целях, задачах призыва, месте прохождения службы нам не говорили. В Курске в одной из воинских частей переодели в армейскую полевую форму. Затем посадили в поезд, и без остановок – в Киев.

Местом нашей дислокации стало село Оранное в 30 километрах от Чернобыльской АЭС. По своим служебным обязанностям я являлся водителем боевой машины «АРС», созданной на базе «УРАЛа-375» и оборудованной для перевозки на станцию специальной смеси для проведения дезактивации в помещениях трех первых энергоблоков.

И что? Неужели, как  это бывало в годы войны, с марша сразу в бой?

— Не совсем так. Первые десять дней проходили адаптацию. Жили в палатках по тридцать человек. Несли обычную армейскую службу, с нарядами и караулами, обустраивали свой быт.  Проводились инструктажи: что можно и что нельзя. В частности, запрещалось пить воду из местных источников. В основном употребляли боржоми, иногда – пепси-колу. Строгую воинскую дисциплину усиливала сложившаяся в зоне аварии обстановка. И по сей день перед глазами опустевшее село, перезревшие, словно забальзамированные,  виноград, яблоки,  груши. В мертвой тишине скрип незапертых калиток… Все это влияло на психику… Но люди спокойно продолжали работать, не отдавая себе полного отчета, какой опасности они подвергаются, и что может стать с каждым из них через год, два, несколько лет.  Кстати, в тот страшный год среди ликвидаторов Чернобыльской аварии ходила шутка: работавшие в 30-километровой зоне имели право добавлять к своей фамилии «фон» – «фон Петров», например, или «фон Иванов». Те, кто работал в самом Чернобыле, именовались «ваша светлость», а к ликвидаторам, непосредственно расчищавшим завалы в разрушенном четвертом блоке АЭС, нужно было обращаться «ваше сиятельство».

— В каком режиме велись работы на пострадавшей во время аварии  ЧАЭС?

Все кто ждет победы переходим на сайт ПЕРЕЙТИ

— Порядок был такой: на станцию выезжали через день. Вечером объявляли, кто едет, а в 6 часов утра – отъезд. Никакой специальной экипировки, вместо противогазов и респираторов использовали «лепестки», так мы называли марлевые повязки, закрывающие рот и нос. Можно сказать, мы тогда были первопроходцами в ликвидации одной из самых страшных катастроф в мире… в рабочих рукавицах и марлевых повязках. На первом блоке переодевались в сменную одежду, меняли «лепестки». Каждой группе (семь человек и дозиметрист) ставилась задача, которую предстояло выполнить на конкретном участке станции. Работы начинались с дозиметрической разведки. Дозиметрист замерял радиационный фон участка, где нам предстояло работать. На основе его обследования оговаривалось время, в течение которого можно находиться и работать в той или иной зоне. Как правило, работали полчаса и уходили. Каждая лишняя минута таила в себе опасность для жизни и здоровья. Случалось, что трудились и дольше, но не более двух часов. Допустимая норма радиационного облучения, как нам тогда говорили, не должна была превышать двух рентген за смену. На группу выдавались два накопительных дозиметра. После смены они сдавались специалистам, и те определяли, сколько рентген «хватанул» каждый из нас за время работы. Почему-то получалось, что наша доза радиационного облучения всегда находилась в пределах допустимой нормы, и в индивидуальной карточке учета доз радиоактивного облучения нам выставляли по 1,8 рентгена. Сколько было их на самом деле, остается только предполагать.

Что делали? Очищали помещения первых трех блоков (особенно третьего) от радиоактивной пыли и обломков, которые были разбросаны на территории атомной станции, проводили их дезактивацию. Работали вручную. После завершения  работ обязательно мылись, принимали душ и переодевались в свое армейское обмундирование. По дороге к месту расположения батальона на пункте дезактивации осуществлялась специальная мойка машины. Иногда «водную процедуру» она принимала по 2-3 раза: техника «впитывала» в себя довольно большое количество рентген.

— Проводимые вами  работы по расчистке  помещений  ограничивались только первыми тремя блоками станции?

— Такой вопрос возникал и у нас в первое время пребывания в зоне аварии. Постепенно наше беспокойство и любопытство улеглись: дальше третьего   энергоблока нас, мол, уже не пошлют. Однажды в начале.10.батальон подняли по тревоге. Отобрали 30 человек,  в числе которых оказался и я. На станцию ехали молча.  Все понимали, что на этот раз придется выполнять непростую задачу. Так оно и оказалось.

…Осенью 86-го завершалось строительство одной из стен бетонного саркофага –  так называемого объекта «Укрытие», под которым планировалось захоронить разрушенный реактор. Вертолеты подлетали к объекту и поливали его дезактивирующим раствором.  Вертолет «Ми-8», пролетая над стрелой 160-метрового немецкого крана, зацепился хвостом за трос и рухнул на землю. Экипаж из четырех человек погиб, двое из них воевали в Афганистане. Ни одного сообщения о гибели вертолета тогда в средствах массовой информации не появилось. Нам предстояло аккуратно извлечь тела погибших вертолетчиков из-под расплавленных обломков крылатой машины, эвакуировать их, а сами остатки вертолета погрузить и вывезти на специальное кладбище для зараженной радиацией техники.

Я впервые находился у стен четвертого реактора.  Его разрушенный вид и рыжий, мертвый лес поблизости, напоминающий лес-призрак, вызвали у меня тогда чувство внутреннего страха, – тихо, делая короткие паузы, рассказывает Борис Непорезов. – С небольшими перерывами работали примерно 12 часов. Специальной техники не было. Все делали своими руками. В середине.10.я впервые почувствовал, что за эти 12 часов работы (вместо двух) хватанул большую дозу радиоактивного облучения. Ночью ощутил слабость, у меня пропал голос. Это один из характерных признаков достаточно сильного облучения. Шесть дней нас не посылали на станцию. Голос у меня постепенно восстановился. В карточке учета доз радиоактивного облучения нам поставили по два рентгена якобы за три рабочих выезда на станцию. Получается, что за 12 часов работы в зоне четвертого блока каждый из нас  получил по шесть рентгенов облучения, что вызывает обоснованное сомнение.

В ноябре 1986 года меня демобилизовали с официальной записью в карточке, что за 15 выездов на ЧАЭС я получил 22 рентгена 700 м/рентген радиоактивного облучения. В соответствии с указом президента РФ и в связи с 20-летием аварии на ЧАЭС лица, выполнявшие работы в 30-километровой зоне на объектах повышенной опасности, связанных с непосредственной угрозой для жизни,  в период с 26.04.86 г. по 15.05. 87 г. и получившие индивидуальную дозу облучения радиации 20 бэр и более, награждались государственными наградами.

После возвращения из чернобыльской  зоны Борис Непорезов поступил на службу в ОВД. Начинал с участкового инспектора милиции, прошел все ступеньки службы криминальной милиции. В настоящее время полковник полиции Б.М. Непорезов – начальник ОРЧ УМВД России по Орловской области по обеспечению безопасности лиц, подлежащих государственной защите.

                                                                         Валерий ЗОРИН

Все кто ждет победы переходим на сайт ПЕРЕЙТИ
Оцените статью
Орловская среда
Добавить комментарий